Не много можно назвать
романов, которые бы породили столько споров,
как «Мастер и Маргарита». Спорят о
прототипах действующих лиц, о книжных
источниках тех или иных слагаемых сюжета,
философско-эстетических корнях романа и
его морально-этических началах, о том,
наконец, кто является главным героем
произведения: Мастер, Воланд, Иешуа или Иван
Бездомный? Причем последнее дискутируется
вопреки, казалось бы, совершенно ясно
выраженной воле автора. В самом деле, разве
13-ю главу, в которой Мастер впервые выходит
на сцену, Булгаков не назвал «Явление героя»?
О том же говорит и анализ мировоззренческих
основ романа, который мы предложим чуть
дальше. А пока укажем на укоренившееся в
литературоведении суждение о том, что
прототипом Мастера послужили Булгакову: 1)
он сам, 2) Иешуа и 3) Н. В. Гоголь. Последний —
по той причине, что Мастер сжег рукопись
своего романа и был по образованию
историком. Совпадают также некоторые
внешние черты Мастера и Гоголя — острый нос,
клок волос, свешивающийся на лоб.
Несомненен, наконец, в произведении
Булгакова и ряд стилистических параллелей
с Гоголем[1].
«Альтер это», Иешуа,
Гоголь... Но ведь прототипов у литературного
персонажа может быть несколько и, так
сказать, самых разных. Доказано, например,
что прообразом Растиньяка послужил автору
«Человеческой комедии» не только Тьер, но
некоторые черты Бальзак позаимствовал у
самого себя[2].
Признаки нескольких прототипов
обнаруживаются и в образе Мастера. Мастером,
между прочим, называет Булгаков и героя
своего романа «Жизнь господина де Мольера»
(еще точнее — называет Мольера в Прологе «бедным
и окровавленным мастером»[3]).
Однако в последнем
булгаковском романе в имени героя заключен
не только прямой смысл слова «мастер» (специалист,
достигший в какой-либо области высокого
уменья, искусства, мастерства), оно еще и
активно противопоставлено слову «писатель».
Ведь как раз на вопрос Ивана Бездомного: «Вы
— писатель?», ночной гость (разговор
происходит в психиатрической клинике),
погрозив кулаком, сурово ответил: «Я —
мастер»[4].
Налицо какая-то
загадка. Если мастер — не писатель, то кем
же считает себя булгаковский герой?
Обратившись к истории
русского литературного языка, узнаем, что «мастером»
в древности называли учителя,
преподававшего грамоту по церковным книгам[5]
(а следовательно, знатока евангельских
сюжетов). Это значение слова «мастер» еще в XIX
в. сохранялось в орловском областном
диалекте (см. Словарь В. И. Даля), и, если
вспомнить, что орловский диалект для семьи
Булгакова был родным (дед писателя —
орловский священник, отец — окончил
орловскую духовную семинарию), можно
предположить, что автор «Мастера и
Маргариты», вкладывая в имя героя особый, не
сразу проявляемый смысл, в Словаре Даля в
данном случае вряд ли нуждался.
Наконец, не указывает
ли такое значение слова «мастер» на
существование еще одного прототипа героя
романа — прототипа, чей род занятий отвечал
бы как-то областному орловскому смыслу
слова, взятого в качестве имени героя?
Некоторые указания
дает, на наш взгляд, глава, действие которой
происходит на каменной террасе
Румянцевского музея (точнее, на его крыше).
Сюда к Воланду является Левий Матвей, чтобы
от имени Иешуа «походатайствовать» за
Мастера и его подругу, и крыша
Румянцевского музея избрана, по-видимому,
местом действия в этой главе с определенным
смыслом, тем паче, что первоначально, в
одной из ранних редакций романа, судьба
героя решалась вовсе не здесь, а на
Воробьевых горах[6].
Что же остановило в конце концов выбор
автора на Румянцевском музее?
Известно, что место
действия как литературный прием создает
эмоциональную и этическую атмосферу
произведения, влияющую на поступки его
героев. Порою оно может даже доминировать в
произведении, становясь его главным или
одним из главных «действующих лиц» (например,
Собор Парижской Богоматери у Гюго или Город
У того же Булгакова в «Белой гвардии»),
однако чаще всего служит вспомогательным
художественным средством, используемым для
характеристики персонажей.
Как раз таким
вспомогательным средством и является в
романе «Мастер и Маргарита» одно из
красивейших зданий Москвы — бывший
Румянцевский музей, а ныне один из корпусов
Государственной библиотеки СССР им. В. И.
Ленина.
Но для чьей
характеристики это место действия избрал
Булгаков? Воланда и его свиты? Левин Матвея?
Ответ дает само название главы: «Судьба
Мастера и Маргариты определена». И то, что
судьба Мастера «определена» в том самом
месте, где издавна хранятся архивные фонды
поэтов и писателей, деятелей отечественной
культуры и просвещения, историков и
философов, наводит, учитывая диалектное
значение слова, выбранного в качестве имени
героя, на мысль, что тут, в Румянцевском
музее, сберегалось наследие некоего
реально существующего мастера, знатока
библейских сюжетов.
Назвать же подлинное
имя его и помогает анализ философских основ
романа.
Начнем с того, что в «Мастере
и Маргарите» очевиднейшим образом
художественно воплощена теория трех миров:
земного, библейского и космического. Первый
в романе представляют люди. Второй —
библейские персонажи. Третий — Воланд со
своими спутниками.
Теория же таких «трех
миров» могла быть позаимствована
Булгаковым только у того, кто является ее
создателем,— у украинского философа XVIII в.
Григория Саввича Сковороды. Последний,
кстати сказать, часто подписывался под
своими произведениями словами «Любитель
Библии», а собрание рукописей Сковороды
было приобретено Румянцевским музеем в 1875 г.
у внучки М. И. Ковалинского — близкого друга
и любимого ученика украинского философа[7].
Теория «трех миров»
Сковороды, изложенная им в трактате «Потоп
змиин», представляет собой близкую к
пантеизму объективно-идеалистическую
концепцию. Согласно этой теории, самый
главный мир — космический, Вселенная,
всеобъемлющий макрокосм. Два других мира,
по Сковороде, частные. Один из них —
человеческий, микрокосм;
другой — символический
(«симболичный», пишет
Сковорода), т. е. мир библейский. Каждый из
трех миров имеет две «натуры»: видимую и
невидимую, причем внешняя и внутренняя
натуры библейского мира соотносятся между
собой как «знак и символ»[8].
Все три мира сотканы из
зла и добра, и мир библейский выступает у
Сковороды как бы в роли
связующего звена между видимыми и
невидимыми натурами макрокосма и
микрокосма. Видимые же натуры обитателей
космического и земного миров сообщают о
своих тайных формах, так называемых вечных
образах.
У человека, считал
Сковорода, имеются два тела и
два сердца: тленное и вечное, земное и
духовное. То, что человеку, таким образом,
присуща двойственная природа (земное тело и
духовное), означает еще, по Сковороде, что
человек есть «внешний» и «внутренний». И
последний никогда не погибает: умирая, он
только лишается своего земного тела[9].
Такова в общих чертах
сковородинская теория «трех миров», и этой
классификации строго соответствуют все «три
мира» последнего романа Булгакова.
Писатель вводит их в роман в первом же
эпизоде. Мир земной, человеческий
представлен тут председателем МАССОЛИТа
Берлиозом и поэтом Бездомным, которые
уселись на скамейке под липами на
Патриарших прудах в Москве. Внезапно на
какое-то время становится видимым посланец
мира космического — прозрачный гражданин
престранного вида, действующий
впоследствии под именем Коровьева-Фагота, а
в конце романа являющий и свой «вечный»
образ — темно-фиолетового рыцаря с
мрачнейшим, никогда не улыбающимся лицом.
Как и у Сковороды, макрокосм связывает у
Булгакова с микрокосмом мир символов, т. е.
мир библейский. Ведь на протяжении всего
романа, как и на протяжении всего
упомянутого выше эпизода, ведется разговор
о Христе-Иешуа.
В отечественной
художественной литературе это не первый
случай отражения философских концепций и
воплощения личности Григория Сковороды.
Влияние творчества, примера личной жизни и
философских идей замечательного
украинского мыслителя прослеживается в
литературе издавна.
Первым вывел
Сковороду в романе «Российский Жилблаз» В.
Т. Нарежный в 1814 г.[10]
В 1836 г. увидела свет повесть И. И.
Срезневского «Майор, майор!»[11],
в которой также действует тот, кого
называли «украинским Сократом», «степным
Ломоносовым», «своим Пифагором». Т. Г.
Шевченко в повести «Близнецы» показал
Сковороду учителем музыки.
А что касается памяти
народной, то, как свидетельствует историк Н.
И. Костомаров, мало можно указать таких
народных лиц, каким был Сковорода и которых
бы так помнил и уважал украинский народ.
Сковородинские мотивы
исследователи находят в рассуждениях
Гоголя, в философских воззрениях
Достоевского. С философией Сковороды
связывают творчество Владимира Соловьева (который
по материнской линии был родственником
украинского философа). Взгляды Сковороды
являлись предметом интереса Л, Н. Толстого,
в последнее время изучается их влияние на
творчество Н. С. Лескова[12].
Однако если Нарежный в
«Российском Жилблазе» рисовал
странствующего философа в образе мудреца
Ивана, то Срезневский и Шевченко ввели
украинского мыслителя в свои повести как
лицо сугубо историческое. В повести
Срезневского Сковорода — главный герой, в
повести Шевченко — наставник героя, «учитель
сладкозвучия».
Автор повести «Майор,
майор!», будущий славист широкого профиля,
крупный специалист по истории западных и
южных славян и славянской филологии, Измаил
Иванович Срезневский в детстве и юности жил
в Харькове, где Сковорода в 60-е годы XVIII в.
преподавал в подготовительных классах
местного коллегиума катехизис (т. е. был
учителем церковной грамоты, мастером).
Будучи харьковчанином, Срезневский рисовал
внешность своего героя и характерные черты
его поведения, опираясь на воспоминания
стариков и старух, которые видели живого
Сковороду[13].
В распоряжении Срезневского был и портрет
философа, писанный с него в конце жизни.
Копии этого портрета в XIX в.
висели во многих домах на Украине. На нем
изображен темноволосый бритолицый человек
с острым носом, его стрижка «в кружок»
напоминает черную круглую шапочку
булгаковского героя.
Приведем еще
некоторые параллели в описании Мастера и
героя повести «Майор, майор!». Мастеру
тридцать восемь лет, герою Срезневского — «без
малого сорок»[14].
В волнении лицо Мастера «дергалось
гримасой, он сума-сшедше-пугливо косился»,
вздрагивая, начинал «бормотать»[15].
По Срезневскому, у Сковороды в схожем
состоянии—и «чудная гримаса, и чудная
ужимка», он «робко озирался назад, будто
страшась погони, и озирался, и что-то ворчал»[16].
У Булгакова Мастер говорит Маргарите: «Ты
пропадешь со мной», зачем «ломать свою
жизнь с больным и нищим?»[17]
У Срезневского по тем же мотивам
отказывается от женитьбы и Сковорода: «Как
мог я, я, бедный странник, старец, нищий,
принять с радостью вашу руку, ваше счастье
на себя»[18].
Как и Сковорода у Срезневского, Мастер у
Булгакова — автор книги о Христе, знает
несколько иностранных языков (английский,
французский, немецкий, латынь, греческий в
немного читает по-итальянски)[19].
Сковорода знал древнееврейский, греческий,
латынь, немецкий, немного итальянский[20].
Известно, наконец, что
реальный Сковорода ни одно из своих
сочинений при жизни не напечатал (как и
булгаковский герой).
Жизненные
обстоятельства побудили Сковороду однажды
притвориться сумасшедшим. В результате
обманутый им киевский архиерей, желавший
посвятить Сковороду в священники, исключил
его из бурсы и, признав неспособным к
духовному сану, «разрешил жить, где угодно»[21].
Мастер у Булгакова сам пришел в клинику для
душевнобольных.
Сковорода,
недовольный своей книгой «Асхань», «ожелчившися,
спалил ее», а позже оказалось, что список
книги сохранился у одного из друзей
философа[22].
Сжигает свой роман об Иешуа и Мастер.
Случайны ли все эти
совпадения? Можно ведь предположить, что
повести «Майор, майор!», широкой
известностью никогда не пользовавшейся и
затерявшейся в подшивках журнала «Московский
наблюдатель» за 1836 г., Булгаков не читал. Но
на повесть эту ссылается в своей изданной в
1912 г. монографии «Григорий Саввич Сковорода»
русский философ В. Ф. Эрн, а уж с книгой Эрна,
заинтересовавшись теориями украинского
мыслителя, не познакомиться Булгаков не мог.
Это сегодня у нас имеются десятки
монографий, статей и научно-популярных книг,
посвященных жизни, учению и литературному
наследству Сковороды. В пору же работы
Булгакова над «Мастером и Маргаритой»
исследования подобного рода можно было
счесть на пальцах, а книга Эрна, написанная
легко и ярко, почиталась к тому же наиболее
фундаментальной.
Вообще-то знать о
Сковороде и питать какой-то интерес к
легендарной жизни странствующего поэта и
мудреца Булгаков должен был с детства: ведь
оно прошло у него в Киеве, на Украине, где и
сегодня в разговорах нет-нет да и услышишь
шутку, поговорку или афоризм, приписываемые
Сковороде. Кроме того, Сковороду особо
почитали все, кто когда-либо учился после
него в Киевской духовной академии, а отец
писателя, Афанасий Иванович, был
выпускником и преподавателем этого
учебного заведения.
"Исследователем
жизни и творчества Сковороды являлся
приятель Афанасия Ивановича —
упоминавшийся уже нами профессор Киевской
духовной академии Н. И. Петров, также
выпускник этого учебного заведения.
Восприемник будущего писателя, Петров,
несмотря на большую разницу в их возрасте,
был позже другом своего крестника, и трудно
поверить, чтобы о Сковороде между ними не
было говорено никогда[23].
Есть, впрочем,
основания предполагать, что к трудам
Сковороды Булгаков обращался и без
сторонней помощи. В сочинениях украинского
философа «Пря Бесу со Варсавою» и «Брань
Архистратига Михаила со Сатаною» под
именем одного из действующих лиц, Варсавы (т.
е. сына Саввы, Саввича), выступает сам автор[24].
В диалоге «Пря Бесу со Варсавою» пря (спор)
идет, в частности, и о творчестве Варсавы. В
трактате «Брань Архистратига Михаила со
Сатаною» судьбу Варсавы заинтересованно
обсуждают архангелы.
Но разве нечто
подобное не происходит в булгаковском
романе и с Мастером? Мастера доставляют на
беседу к дьяволу, причем разговор между
ними идет и о творчестве прибывшего. Во
втором случае судьбой Мастера озабочены
небожители Иешуа и Левий Матвей —
последнего в этой связи Иешуа и направляет
на переговоры к Воланду.
Да и сама брань (сиречь
перебранка) архангела Михаила с Сатаною
интонационно у Сковороды сродни пикировке
между Левием Матвеем и Воландом. Читатели «Мастера
и Маргариты» помнят, конечно, раздраженную
речь бывшего сборщика податей и
насмешливые ответы Воланда. А вот как
отвечает архангелу Михаилу Сатана у
Сковороды:
«Михаил возопия: О,
враже Божий! Почто ты зде? И что тебе зде?
Древле отрыгнул еси передо мною хулу на
Мойсеево тело. Ныне той же яд изблеваешь на
дом божий... Сатана: Не подобает небесных
воинств Архистратигу быть сварливу, но тиху,
кротку...»[25]
Впрочем, так или иначе,
т. е. читал ли Булгаков без посредников
сочинения Сковороды либо знакомился с ними
в изложении В. Эрна, Н. И. Петрова и др. (скорее
всего имело место то и другое), но
философские построения «украинского
Сократа» он изучил, можно сказать,
досконально. Об этом свидетельствует не
только художественное воплощение в «Мастере
и Маргарите» теории о трех взаимосвязанных
мирах. В целом ряде эпизодов и сюжетных
линий романа явственно отражены и морально-этическое
учение Сковороды о человеке «внешнем» и «внутреннем»,
«законе сродностей», «сродном труде» и «неравном
равенстве», и, наконец, итоги
сковородинских поисков счастья и покоя.
Остановимся на этом
несколько подробней.
Учение Сковороды о
человеке «внешнем» и «внутреннем» говорит
об «истинных» людях, о тех, в ком «внутренняя»
натура преобладает над «внешней». «Всяк
есть тем, чие сердце в нем: волчее сердце
есть истинный волк, хотя лице человечее,
сердце боброво есть бобр, хотя вид волчий;
сердце вепрово есть вепр, хотя вид бобров»[26],—
писал Сковорода, имея в виду, что «внутреннюю»
натуру составляет сердце и что, таким
образом, волчье сердца создает волка, хотя и
в человеческом обличье. В соответствии с
этой этической конструкцией Булгаков
формирует не только естество Мастера (человека
«истинного»), но и характеры тех персонажей,
в коих, напротив, главенствует бренная
натура (так, сосед Маргариты Николай
Иванович оказывается, например, «боровом»[27]).
В полном согласии с
постулатами украинского философа о «сродном
труде» и «законе сродностей» трактует
Булгаков и проблему человеческого счастья.
Оно состоит, по Сковороде, не в изобилии, не
в богатстве и даже не в здоровье, а в
гармонии души. «Где ты видел,— замечает
Сковорода в книге «Асхань»,— или читал, или
слышал о счастливце каком, который бы не
внутрь себе носил свое сокровище? Нельзя
вне себя сыскать. Истинное счастье внутру
нас есть»[28].
Обрести же гармонию души, считал философ,
человек может, занимаясь только тем, что
сообразно его природным наклонностям, в «сродном
труде»: «Все то для тебя худая пища, что не
сродная, хотя бы она и царская... Без
сродности все ничто... Разумным и добрым
сердцам гораздо милее и почтеннее
природный и честный сапожник, нежели
бесприродный штатский советник»[29].
Руководствуясь этим учением, определяет
Булгаков окончательный выбор профессии
Мастером, а затем — учеником Мастера Иваном
Бездомным, который (как и любимый ученик
Сковороды М. И Ковалинский) лишь благодаря
учителю находит свое призвание[30].
Для настоящего
счастья, учил далее Сковорода, необходимо
еще соответствие подлинных потребностей
человека способам их удовлетворения, т. е. «неравное
равенство». А стремление человека к
превышению подлинных своих потребностей
является, согласно Сковороде, источником
несчастий: «Будь только малым доволен. Не
жажди ненужного и лишнего. Не за нужным, но
за лишним за море плывут. От ненужного и
лишнего всякая трудность, всяка погибель»[31].
На этом положении основан в «Мастере и
Маргарите» целый ряд эпизодов: истории
Степы Лиходеева, председателя
жилтоварищества Босого, буфетчика Сокова,
экономиста-плановика Поплавского, а также
события, происходившие в театре Варьете на
сеансе черной магии.
Не менее четко
отражена в романе Булгакова и
сковородинская концепция поиска покоя.
Ведь именно искание покоя является одной из
постоянных тем философских трудов
Сковороды, а равно и его поэзии. Покой
мнится ему наградой за все земные страдания
человека «истинного», покой для философа-поэта
олицетворяет вечность, вечный дом. А
символом воскресения и последнего отрезка
пути к покою является луна, «посредствующая
между землей и солнцем», вернее, походящая
на мост лунная дорожка[32].
По ней, отрешившись от всего тленного,
земного, «истинный» человек якобы восходит
к вечному своему дому, где и обретает
искомый покой. Именно так толкует учение
Сковороды о покое Эрн в своей упоминавшейся
уже монографии, и точно такую судьбу
заслужил в конечном счете у Булгакова
Мастер. То есть заслужил не свет,
уготованный исключительно для святых, а
покой, предназначенный «истинному»
человеку. О том же мечтал лирический герой
стихов Сковороды:
Оставь, о дух мой,
вскоре все земляные места!
Взойди, дух мой на горы,
где правда живет свята,
I
Где покой, тишина от
вечных царствует лет,
Где блещет та страна, в
коей неприступный свет[33].
Эту строфу Эри
приводит в своей книге[34].
И не отсюда ли смысл «определения свыше»
посмертной судьбы Мастера в романе
Булгакова: «Он не заслужил света, он
заслужил покой»[35].
[1]
Чудакова М. О. Булгаков
и Гоголь,— Рус. речь, 1979, № 2, с. 38-48; № 3, с.
55-59.
[2]
Моруа А. Литературные
портреты. М., 1970, с. 158.
[3]
Булгаков М. Жизнь
господина де Мольера. М., 1962, о. 13.
[4]
Булгаков М. Указ
соч., с. 552—553.
[5]
Соболевский А. И. История
русского литературного языка. Л., 1980,с.32.
[6]
Чудакова М. О. Архив
М. А. Булгакова, с. 110.
[7]
Сковорода Г. С. Собр.
соч. / С биогр. Г. С. Сковороды М. И.
Ковалинского, с заметками и примеч. В.
Бонч-Бруевича. СПб, 1912, т. I,
с. 190.
[8]
Иваньо И. В., Шинкарук
В. И. Философское наследие Григория
Сковороды.— В кн.: Сковорода Г. Соч.: В 2-х т.
М., 1973, т. 1, с. 41.
[9]
Сковорода Г. С. Собр.
соч., т. 1, с. 63, 96, 111, 496, 498.
[10]
Нарежный В. Т. Российский
Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы
Симоновича Чистякова.— Избр. соч.: В 2-х т.
М., 1958.
[11]
Срезневский И. И.
Майор, майор! — Московский
наблюдатель, 1836, ч. 6, с. 205—238, 445—468, 721—736.
[12]
Повести Н. С. Лескова «Заячий ремиз»
предпослан эпиграф о Двух натурах,
видимой и невидимой, и о том, что «телесный
болван» есть только тень истинного
человека, взятый из сочинений Г. С.
Сковороды. Герой повести Оноприй Перегуд,
становой пристав, гоняется за
неуловимыми «злодеями» и в конце концов
попадает на этой почве в сумасшедший дом.
В «Мастере и Маргарите» к такому же
результату приводит Ивана Бездомного
погоня за Воландом и его свитой, которых
он также называет «злодеями».
[13]
Срезневская О. И. Художественные
произведения И. И. Срезневского и его
отношение к поэзии вообще. Пг., 1915.
[14]
Срезневский И. И. Указ,
соч., с. 221.
[15]
Булгаков М. Указ,
соч., с. 700, 703.
[16]
Срезневский И. И. Указ,
соч., с. 207, 213.
[17]
Булгаков М. Указ.
соч., с. 704, 782.
[18]
Срезневский И. И. Указ,
соч., с. 731.
[19]
Булгаков М. Указ,
соч., с. 553.
[20]
Эрн В. Григорий
Саввич Сковорода: Жизнь и учение. М., 1912, с.
59.
[21]
Там же, с. 53.
[22]
Сковорода Г. С. Сочинения:
Юбил. изд., 1794—1894 / Собр. и ред. Д И.
Багалеем. Харьков, 1894, с. LXXVII.
[23]
См.: Яновская Л. Творческий
путь Михаила Булгакова, с, 9-12.
[24]
Ковалинский М. И. Жизнь
Григория Сковороды.— В кн.:
Сковорода Г. С. Собр. соч., т. 1, с. 31.
[25]
Сковорода Г. С. Собр.
соч., т. 1, с. 418.
[26]
Там же, с. 77.
[27]
См.: Булгаков М. Указ,
соч., с. 658.
[28]
Сковорода Г. С. Собр.
соч., т. 1, с. 146.
[29]
Сковорода Г. С. Сочинения,
с. 118, 120—121.
[30]
Ковалинский М. И. Указ,
соч., с. 12—15.
[31]
Сковорода Г. С. Собр.
соч., т. 1, с. 469.
[32]
Эрн В. Указ, соч., с.
266.
[33]
Сковорода Г. С. Сочинения,
с. 260—261.
[34]
См.: Эрн В. Указ, соч.,
с. 103.
[35]
Булгаков М. Указ,
соч., с. 776.