В новелле «Человек,
Который Смеялся» рассказ ведется от первого лица. Повествователь, мужчина лет
сорока, вспоминает события, свидетелем которых он был девятилетним мальчиком в
1928 г. Вместе с другими детьми он оставался после школы на попечении студента
Джона Гедсудски. Последний по договоренности с родителями развлекал ребят,
увозя их в своем дышащем на ладан, переделанном из старого продуктового фургона
автобусике в один из нью-йоркских парков, где они играли под его руководством в футбол или бейсбол. А но дороге
рассказывал им историю о благородном разбойнике по имени Человек, Который
Смеялся. Спустя какое-то время в их поездках стала принимать участие очень
красивая девушка Мэри Хадсон, подруга Джона. Как теперь понимает рассказчик,
Мэри в отличие от Джона, который зарабатывал себе на учебу и жизнь трудом воспитателя,
была дочерью очень богатых родителей и встречалась со своим возлюбленным
втайне от них. Пока Мэри ездила в автобусе вместе с ребятами и принимала участие
в их играх, Человек, Который Смеялся одерживал над своими противниками победу
за победой, и его приключения казались нескончаемыми. Но когда Мэри пришлось
все-таки расстаться с Джоном, дети услышали из уст своего воспитателя грустный
рассказ о том, как Человек, Который Смеялся был пойман своими врагами и в страшных
мучениях погиб.
Согласно теории «дхвани-раса» правила воплощения
в литературном произведении внушаемого эффекта гнева, ярости («раса»-4)
требовали применения целого ряда специфических изобразительно-выразительных
средств:
1)
усложненной композиции;
2)
применения в некоторых местах
устрашающего, напыщенного стиля (классическим примером которого являлся
центральный эпизод «Махабхараты», где показана битва героев-пандавов с их
злейшим врагом Дурьодханой: тут кровь льется рекою, обагряя руки героев, на
врага обрушиваются страшные удары палицы и т. п.);
3)
доминирования красного цвета[1];
4)
употребления различного рода удвоений
согласных и длинных, сложных слов.
А теперь посмотрим, сколь точно выполнены
эти требования в четвертой по счету новелле сборника «Девять рассказов».
1)
В построении сюжета использован сложный
параллелизм, композиция, именуемая «системой
вложенных друг в друга коробок»: события из жизни Джона Гедсудски, Мэри
Хадсон и детей перемежаются с эпизодами истории Человека, Который Смеялся.
2)
Вся история Человека, Который Смеялся
выдержана в устрашающем, напыщенном стиле. Вот, к примеру, ее концовка:
«Горестный, душераздирающий стон вырвался
из груди Человека. Слабой рукой он потянулся к сосуду с орлиной кровью и
раздавил его. Остатки крови тонкой струйкой побежали по его пальцам; он
приказал Омбе отвернуться, и Омба, рыдая, повиновался ему. И перед тем, как
обратить лицо к залитой кровью земле, Человек, Который Смеялся в предсмертной
судороге сдернул маску»[2].
3)
Лицо Человека, Который Смеялся скрывалось
под алой маской — из лепестков мака. В конце рассказа бьется по ветру у
подножья фонарного столба обрывок тонкой оберточной бумаги алого цвета, очень похожий на эту маску. Кроме того, в истории Человека,
Который Смеялся все время льется кровь — само слово «кровь» и различные
производные от него повторяются в рассказе Джона десять раз. Таким образом, в
новелле действительно доминирует красный цвет.
4)
В каждом абзаце новеллы Сэлинджер
употребляет в среднем десять слов с удвоенными согласными, а также — на
протяжении всего текста — множество трех- и четырехчленных сложных слов[3], а в одном случае
сложное слово даже состоит из девяти членов — a some-girls-just-don't-know-when-to-go-home
look[4]
(девятичленное сложное санскритское слово употреблено и в том эпизоде из
«Махабхараты», о котором шла речь выше).
Наконец, поэтическое настроение гнева,
ярости внушается читателю рассказа «Человек, Который Смеялся» самим отношением
повествователя к той драме, подлинная суть которой открылась ему лишь спустя
многие годы, когда он стал взрослым человеком. Ведь в рассказе явно осуждается
неравноправие людей в обществе, где основным регулятором отношений является
имущественный ценз. И кстати сказать, эта позиция Сэлинджера отнюдь не
вступает в противоречие с установками традиционной индийской поэтики, ибо одно
из важнейших условий создания художественных произведений последняя видела не
только в приемах гиперболизации, изображении неестественного, фантастического
и т. п., но и в реалистическом отражении жизни. На сей предмет существовал
даже специальный термин «свабхавокти», введенный основателем санскритского романа Дандином (VII—VIII вв.) и означавший'
«естественное описание того, что видит поэт[5].
[2] Сэлинджер Дж. Д. Повести. Рассказы, с. 218.
[3] Эта особенность наблюдается и в других новеллах сборника «Девять рассказов».
[4] «Есть же такие девчонки, не знают, когда им пора убираться домой!» (Сэлинджер Дж. Д. Повести. Рассказы, с. 212).
[5] Keith А. В. Op. cit., p. 379.